Андрей хотел, чтобы она приехала к нему на следующий же день, но с утра в воскресенье начались звонки, и Кира поняла, что свидание откладывается.
Ну а в понедельник Борисоглебского вызвали в Москву. Он даже позвонить не успел, прислал смс.
Почему-то Кира решила: на этом их бурный и стремительный роман закончен, но в пятницу Андрей позвонил и сказал, что ждет ее у себя дома.
В девять вечера Кира сорвалась и поехала.
Квартира на Садовой была большой, но запущенной. Андрей сказал, что бабушка умерла шесть лет назад и с тех пор он наведывался сюда урывками.
– Не хотелось ничего менять, если честно. Мне всегда нравилось у нее. В этой квартире время как будто замерло. Тут даже мебель покупали еще до революции.
– Похоже, – согласилась Кира и ушла в ванную, которая – это поразило больше всего – стояла посредине огромной кухни.
– Как они в ней мылись? – пробурчала она, залезая внутрь.
Ванна жалобно крякнула, но ничего не ответила. Душевая лейка торчала с краю, и поначалу Кира осторожничала, стараясь не брызгать, потому что никакой занавески не было. Но вода все равно выливалась, поэтому, плюнув, она вымылась от души и взглянула на пол. Оказалось, что вода стекла под ванну, оставив пол лишь слегка влажным, а старая плитка с выщербинами не дает ноге скользить.
Возвращаясь в спальню, Кира краем глаза зацепилась за фотографию женщины на полке шкафа в коридоре, но успела сделать еще пять шагов, прежде чем замерла на мгновение, а потом повернула обратно.
Она знала эту женщину.
Ирина Золотова. Тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения. Убитая неизвестным в две тысячи шестнадцатом.
Кира тогда только перешла в городское следственное управление из районного и считала себя бывалым сыскарем. Убийство Ирины Золотовой было ее первым делом на новом месте. И первой неудачей.
Убийцу не нашли, хотя на ушах стоял весь отдел, а там работали настоящие волкодавы!
Сверху тоже давили неслабо. Еще бы, дочь высокопоставленного чиновника. Кажется, даже из Совета Федерации.
Ирина поехала одна на свадьбу то ли двоюродной, то ли троюродной сестры в подмосковный дом отдыха, но не вернулась. Тело нашли неподалеку от въезда в город в леске за АЗС.
Для романтичной в те времена Киры самым ужасным было то, что Ирина погибла практически накануне свадьбы. Ее должны были сыграть то ли через два, то ли через три месяца, когда из Лондона вернется ее жених, сотрудник российского посольства. Его вызвали в Москву, но посольство заартачилось. В результате, когда жених приехал, показания с него снимал начальник управления, причем за закрытыми дверями. Результатами Кира не интересовалась. Было понятно, что жених ни при чем и его показания ничего не дадут. Не только потому, что до сих пор он находился за границей. В течение того же июньского дня в Москве были убиты еще две девушки.
Способ убийства одинаков: удушение. Но было кое-что еще. Все девушки были обнажены, хотя следов насилия не обнаружено, лежали на земле в позе распятия, и у каждой на груди был вырезан зигзаг молнии. У одной еще при жизни. Вроде ничего особо жуткого, и все же раскромсанные тела жертв стояли перед глазами еще долго.
Серия – это всегда головная боль. Особенно, если убийства носят ритуальный характер. Маньяка искали активно, ожидали новых случаев, но убийца как сквозь землю провалился. Просто исчез с лица земли.
Отпечатков он не оставил ни на одном из трупов. Ни ДНК, ни других следов. Словно маньяк был бестелесным существом и по воздуху летал.
Летал, летал, а потом растворился в эфире. Или улетел с попутным ветром.
После всего, что случилось, молодую сотрудницу, конечно, никто ни в чем не обвинял. Не только она, все проиграли.
Киру даже похвалили за тщательный сбор данных, но она себя так и не простила.
Плохая примета – начинать с глухаря.
Кира сняла фотографию с полки.
Гордо поднятая голова. Прямой, несколько надменный взгляд. Светлые локоны. Светская красавица. Богатая наследница. Весь мир в кармане. Живи да радуйся.
Фотография жениха в деле тоже была. Этакий мачо, лощеный красавец в костюмчике за десять тысяч фунтов стерлингов.
Они подходили друг другу. Хозяева жизни. Успешные и счастливые.
Как не похож Андрей на прежнего себя.
Пытается быть прежним, но глаза выдают. Нет в них незамутненной радости бытия.
Однако Ирина не забыта. Везде на полках после долгого отсутствия хозяина пыль, а на фотографии – нет. Значит, держал в руках. Смотрел. Вспоминал.
Кира поставила фотографию на место и вернулась в комнату.
– У меня есть тост, – объявил Андрей, увидев ее. – Предлагаю выпить за здоровье «Аэрофлота», который свел нас на одном рейсе в салоне бизнес-класса. Мы ведь еще не пили за это.
Он протянул Кире бокал, но она подошла и прижалась всем телом. Теплым, разогретым после горячего душа.
Борисоглебский вдруг почувствовал: что-то изменилось. Она изменилась. Иначе взглянула, иначе обняла.
Андрей мгновенно подобрался.
– Ты что?
Кира пожала плечами, взяла бокал и улыбнулась.
– Ничего. Просто давно тебя не видела.
Она не хотела расставаться с Андреем и в то же время ждала, когда он уедет в Москву. Нужна была холодная голова, а присутствие Борисоглебского не давало сосредоточиться.
Наконец выходные закончились. В понедельник Кира примчалась в отдел в начале восьмого и подняла материалы того самого дела. Разумеется, это не все, понадобится запрос в архив, но и того, что смогла найти, было достаточно, чтобы попытаться воспроизвести события.
Она снова и снова просматривала записи, хотя не смогла бы ответить на вопрос – зачем. Что-то тянуло, цепляло. Фотография как будто сковырнула рану, а та оказалась не до конца зажившей и стала кровоточить.
Ощущения были смутными, но от этого не менее болезненными.
Кира еле дождалась очередной встречи с Андреем и, сама не зная, для чего, выложила все начистоту.
Реакция Борисоглебского несколько озадачила. Вместо того чтобы начать расспрашивать, он налил себе виски и, усевшись на диван, включил телевизор.
Некоторое время Кира любовалась его угрюмой физиономией, потом подошла, села рядом и тоже стала смотреть на экран.
Борисоглебский игнорировал ее примерно минут двадцать, затем повернулся и зло поинтересовался, чего она от него хочет.
Кира пожала плечами.
– От тебя ничего.
– Ты что, собираешься вернуться к расследованию?
– Пока не знаю, – честно ответила она, – но я до сих пор мучаюсь. Если бы это было возможно, то да, хотела бы.
– Флаг тебе в руки!
– То есть тебе все равно, кто ее убил?
Кира начала раздражаться, а Андрей пожал плечами и бухнул:
– Я знаю кто.
Кира сжала губы. Что за глупый разговор? Или он просто шутит? Вовремя, нечего сказать.
– Что ты сказал?
– Я знаю кто, – упрямо повторил Андрей.
– Уверен?
– Скажу иначе: его вычислили.
– То есть точно ты не знаешь, но уверен, потому что его вычислили, – перевела Кира.
– Бездарная формулировка, согласен. Но так и есть.
Кира посмотрела на него и вдруг почувствовала, что нарастающее раздражение куда-то испарилось. А что, если…
– Сформулируй понятнее.
– Ты не поверишь.
– А вдруг?
– У полицейских мозги устроены иначе, у вас другая логика. Скажу, и ты будешь отрицать все на корню.
– Мозги у нас, может, и другие, но все же они есть. Надеюсь. Попробуй. Что ты теряешь?
– Это Кружилин.
– Олег Сергеевич Кружилин? – не веря своим ушам, уточнила Кира. – Знаменитый писатель, журналист, педагог, благотворитель?
– И попечитель богоугодных заведений. Так и знал, что ты не поверишь!
– Да подожди ты! Я просто пытаюсь вникнуть!
– Ничего ты не пытаешься! По лицу видно, что…
– Не надо меня считывать! Успокойся и расскажи подробнее.
– Стоит ли?
– Уфф! Андрей, ты точно дипломат? Обижаешься, как ребенок!
– Просто для меня это больно.
– Понимаю, поэтому прошу: объясни.
– Начать придется издалека.
– Я готова.
– Что ты знаешь о Зинаиде Гиппиус?
Кира опешила, но от восклицаний удержалась. Побоялась, что разрушит хрупкое равновесие эмоций в разговоре.
Кашлянув, она сказала, что знает в общих чертах: поэтесса, сатанесса и все такое.
– Еще ведьма и дьяволица. Но Блок называл ее зеленоглазой наядой и безумной гордячкой, Брюсов – Зинаидой прекрасной, а Петр Перцев считал ее наружность боттичеллиевской.
– А какое отношение противоречивость восприятия личности Зинаиды Гиппиус имеет к криминалу? – не удержалась от ехидства Кира.
– Абсолютно никакого, но позволь продолжить. Не перебивай только. Хорошо? В Петербурге они с Мережковским жили в доме Мурузи.
– На Литейном? Там еще Бродский жил.
– И не только Бродский. Мережковские жили в доме Мурузи с конца восьмидесятых годов девятнадцатого века вплоть до своего отъезда из России в двадцатом году.
Андрей остановился и потер лоб.
– Что-то не то я рассказываю. Подожди. А если так: Кружилин – потомок маньяка, который совершал точно такие же убийства сто лет назад.
Андрей взглянул на Киру и увидел, что та, хоть и замерла от неожиданности, смотрит внимательно и уже без ехидства.
– Учти, я знаю далеко не все, к тому же многое – просто плод умозаключений. Да и то не моих. Все началось с того, что из архива, в котором работала моя бабка, пропали ценные документы, связанные с одной из Гиппиус. Точнее, с Татьяной, родной сестрой Зинаиды. В основном дневники, воспоминания. Они никогда не издавались.
– Когда это случилось?
– В девяносто седьмом.
– Было расследование?
– И весьма громкое. Бабка в результате уволилась, хотя прямо ее никто не обвинял.
– Вора не нашли?
– Разумеется, но пропажа не давала бабке покоя всю жизнь. Она пыталась вести собственное расследование и вышла на след даже не похитителя, а заказчика. Им оказался Кружилин.
– Ты с такой уверенностью говоришь… Как она узнала?
– Не в курсе, но уже тогда ее интересовало другое: для чего ему понадобились эти записи.
– Ну понятно. Неопубликованные материалы можно продать дороже.
– Но он их не продал.
– То есть они и сейчас у него?
– Если только он их не уничтожил как доказательства, уличающие его в преступлении.
– Звучит категорично. Что было в тех дневниках?
– Бабка утверждала, что записи касались убийств.
– Татьяна Гиппиус была свидетелем убийств? Правильно я понимаю?
– Правильно, но не Татьяна, а ее сестра Зинаида.
Кира почесала бровь, но промолчала.
– Первое было еще в Грузии, где жили тогда Гиппиусы. Вернее, первые, потому что в один день, а именно шестого июня тысяча восемьсот восемьдесят шестого года в Тифлисе во время страшной грозы были убиты сразу три девушки. Всем было по двадцать лет. На теле жертв был вырезан зигзаг молнии.
Кирин взгляд вдруг стал цепким.
– В Евангелии от святого Луки говорится: «Он сказал им: я видел сатану, падшего с неба, как молнию». Молния – это его знак, – волнуясь, а потому торопясь, продолжал Андрей. – Зинаида стала свидетелем одного из убийств. Последнего. А через двадцать лет она снова увидела убийцу. Уже в Петербурге. Это был ее сосед по дому Мурузи. Зинаида называла его «серой обезьяной».
– Его поймали?
– Он… умер в тысяча девятьсот шестнадцатом.
– Так. До сих пор все выглядит вроде бы реалистичным, но…
– Что тебя смущает? Кружилин живет в Питере, а серии убийств шестого и шестнадцатого годов совершены в Москве? Сто лет назад убийства тоже состоялись в разных городах.
– Нет, не это. У нас, кстати, версия гастролера также присутствовала, но…
Кира помолчала.
– Ладно. Оставим пока. Ты сказал, что Кружилин – потомок того самого маньяка. Пусть так – хотя это утверждение нуждается в железных, даже железобетонных доказательствах, – но это не указывает, что он убийца. Это вообще ни о чем не говорит! Возможно, купив записи, изобличающие его предка, он просто хотел, чтобы этот факт не стал достоянием общественности и не вызвал ненужного резонанса?
– Нет. Кружилин хотел другого. Он решил повторить путь «серой обезьяны».
– Маньяком стать?
– Маньяками не становятся. Ими рождаются.
– То есть Кружилин при помощи девушек… сатану вызывал?
– Бабка Поля пришла к выводу, что Кружилин, как и его предок, хотел стать антихристом. Перевоплотиться. То есть обрести дьявольскую силу своего хозяина и бессмертие впридачу.
Кира помотала головой.
– Чистой воды… бредятина. Не может быть, чтобы Кружилин в это верил.
Андрей упрямо повторил:
– Эти записи были опасны для него. Если бы дневники прочли какие-нибудь упертые аспиранты, стали копать – а копать стали бы, ведь в них упоминается знаменитая Зинаида, – и установили, что великий Кружилин является потомком «серой обезьяны», это стало бы прямым доказательством его вины.
– Да какой вины? – снова начала раздражаться Кира. – Убийства случились через девять лет после кражи!
– Вот именно! Дневники стали пособием, а заодно он и соломки себе на будущее подстелил!
Глаза Борисоглебского горели инквизиторским огнем, голос срывался, и Кира решила, что следует сбавить обороты.
– В том, что ты говоришь, нет логики, – как можно мягче произнесла она, – но, как я понимаю, именно к этому выводу пришла твоя бабушка.
– Да. Однако бабка пошла дальше и стала…
– Она даже не сомневалась, что Кружилин унаследовал семейное помешательство? – перебила Кира. – Неужели современный человек способен верить, что может стать… даже не произносится… дьяволом?
– А если он проверить решил? Ведь гибель его предка сто лет назад шестого июня шестнадцатого года во время ужаснейшей грозы так и не была расследована. «Серая обезьяна» просто исчезла. Тела не нашли.
– То есть Кружилин решил, что тот достиг цели и теперь из преисподней помогает своему потомку повторить его подвиг?
– Ты иронизируешь, потому что смотришь на все с точки зрения нормального человека.
– Никто еще не доказал, что Кружилин сумасшедший.
– Говорю тебе: он хотел эксперимент провести.
– И ради эксперимента стал убивать девушек?
– Среди которых оказалась Ирина.
– Уффф… Кошмар какой-то! Твоя убежденность просто ошарашивает!
Кира с силой потерла лицо, пытаясь нащупать в разговоре твердую почву.
– Ну хорошо. А каким образом Гиппиус могла стать свидетелем убийства? Она что, специально выслеживала маньяка?
– Нет, – помотал головой Андрей и наконец выключил телевизор. – Это произошло случайно.
– Зинаида рассказала о случившемся сестре, а та сделала записи?
– Ну да.
– А почему записи вела сестра, а не сама Зинаида?
– Не могу сказать. Но, в принципе, догадаться можно. Такое потрясение трудно хладнокровно описывать.
– Но ведь Татьяна могла и приврать. Добавить от себя.
– Да зачем ей это? Впрочем, позже Наталья тоже подтверждала описанные факты в разговорах.
– А Наталья – это кто?
– Еще одна сестра. Вообще сестер Гиппиус было четверо. Зинаида – старшая. Татьяна – следующая. Потом Наталья и Анна. Татьяна росла под сильным влиянием Зинаиды, которую вспоминала как личность тираническую. Но именно с ней та поделилась.
– Но записи об этом, как я понимаю, пропали. Выходит, доказательств нет?
– Сохранились воспоминания тех, кому об этом поведала Наталья.
– То есть даже не Татьяна. Игла в яйце, яйцо в ларце, ларец в зайце. Все очень запутанно и зыбко. Рассказы и пересказы к делу не пришьешь. Неубедительно как-то, если честно.
– Тому есть причины. Татьяна и Наталья не уехали вслед за Мережковскими в Париж, поэтому были арестованы и сосланы. Ясно, что на Соловках вести дневники было затруднительно. Потом они жили на поселении в Новгороде и ютились при алтаре закрытой церкви. Одна была художницей, другая скульптором. Голодали ужасно. В конце войны попали в Псков, потом в Германию. Узнав об этом, Зинаида выслала деньги и приглашение, но во Францию сестры не поехали. Вернулись в ту же келью при церкви. Там и умерли. Похоронены в Волхове.
– Так. И о чем нам это говорит?
– Все эти годы они были центром некоего кружка. Особенно Татьяна. Когда-то она написала портрет Блока, дружила с Андреем Белым. Не говоря уже о том, что обе были сестрами Зинаиды великолепной. К ним тянулись, о них говорили и, конечно, вспоминали. Бабка…
– Скажи лучше, как ее звали. А то все бабка да бабка!
– Апполинария Николаевна. Баба Поля.
– Уже хорошо. Но вернемся к нашему сказанию. Пока я не догоняю.
Андрей помолчал и сказал совсем другим тоном:
– Бабка Поля считала себя виновной в гибели Ирины.
– Это еще с какого перепугу? Из-за того, что не уберегла документы?
– Не только. Просто с кражи все началось.
– Да что началось-то?
– Кира, не наседай! Я и сам понимаю, что со стороны мое повествование выглядит полным бредом! Твои наводящие вопросы не помогают, а только сбивают!
– Не сердись, Андрей, я просто ничего ни с чем не могу связать. Гиппиус, ее сестры, маньяк и вдруг – Кружилин.
– Да я и сам не все пока связываю. Бабка Поля затеяла расследование и занималась этим черт знает сколько лет, а я узнал обо всем незадолго до ее смерти. Многие вещи начинаю понимать только сейчас.
– Ты продолжил расследование, так я понимаю?
– У меня нет однозначного ответа на этот вопрос.
– Фраза, достойная дипломата.
– Но это правда. Сначала баба Поля занималась пропажей документов и только. Но когда в две тысячи шестом случились первые убийства…
– Шестого июня две тысячи шестого в Москве были убиты три девушки, – кивнула Кира. – У всех на груди вырезан зигзаг молнии. Тела были положены как бы головой вниз и являли собой перевернутый крест.
– Бабка рассказала, что, узнав об этом, была потрясена совпадениями, ведь она видела документы до их исчезновения.
– Апполинария Николаевна решила, что документы похитил убийца?
– Она была уверена. И не только в этом. Очень долго бабка искала связь между тем маньяком и этим. И нашла.
– Ей бы сыщиком работать.
– Она работала в архиве. Этого было достаточно, чтобы найти необходимые доказательства.
– Она нашла доказательства прямого родства Кружилина с «серой обезьяной»? Где же они?
– Пока не знаю. В доме их нет. Но бабка была уверена: убийство девушек – точно его рук дело.
– Да как такое можно утверждать? Она что, рядом стояла?
– Почти. Помнишь, я сказал, что бабка пошла дальше?
Кира моргнула и уставилась на Борисоглебского.
– Хочешь сказать, что твоя бабушка стала свидетелем убийства?
– Последнего. Ирина была первой, а третьей – женщина в вечернем платье недалеко от театра.
– То есть бабушка видела, кто ее убил?
– Момент убийства она не застала, но видела спину убегавшего человека и была уверена, что это Кружилин. Он был в широкой накидке, но рост, фигура, форма головы, цвет волос…